Вряд ли найдется на свете хотя бы один народ, чей нравственный кодекс не включал бы требование ува¬жать старших. Но уважать можно по-разному. Одно де¬ло — поздороваться первым или уступить место, ска¬жем, в автобусе и совсем другое — постоянно обращать¬ся за советами и к этим советам прислушиваться, никог¬да не возражать и неизменно выказывать подчеркнутые знаки почтения. Такое почтение к старшим и, больше того, их почитание — уже не просто общечеловеческое правило поведения, а особая культурная и психологиче¬ская установка, известная далеко не у всех современных народов. В науке для него даже предложено специаль¬ное название — геронтотимия (от греч герои—старик и тиме — почитание)'.
Почитание младшими старших — нравственное пред¬писание, уходящее своими корнями в жизненную прак¬тику уже самых древних из человеческих обществ. Всем таким обществам было свойственно ярко выраженное разделение труда по полу и возрасту. А половозрастное разделение труда вело к не менее выраженной половоз¬растной дифференциации и, в частности, к разделению «а возрастные категории, различающиеся своими права¬ми, обязанностями, престижем и т. п. Подобных кате¬горий в отдельных обществах бывало больше или мень¬ше, однако при всех обстоятельствах выделялась груп¬па старших мужчин и женщин — хранителей коллектив¬ного опыта общины, а стало быть, и ее руководителей. При этом там большую роль играли старшие мужчины, которые во все времена стояли во главе сколько-ни¬будь 'крупных коллективов. Подобный порядок известен как геронтократия (от греч. герон — старик и кратос — власть), т. е. стариковластие.
Главенствующая роль старших мужчин особенно воз¬росла тогда, когда большая часть первобытного челове¬чества перешла к пашенному земледелию и скотовод¬ству. Эти преимущественно мужские отрасли хозяйст¬ва еще больше выдвинули на первый план мужчин. Воз¬ник уже известный нам семейно-общественный порядок, получивший название патриархата. В широком смысле патриархат — это мужевластие, но в более точном зна¬чении слова — власть не просто мужчин, а старших из них, т. е. отцов, дедов, прадедов — словом, патриархов. Именно они возглавляли патриархальные большие семьи, не говоря уже о родственных и соседских объе¬динениях семей. Общественная роль патриархов была настолько велика, а их почитание настолько глубоко, что прижизненная геронтотимия породила геронтстимию посмертную — культ мужских предков-родоначальников. В религиозном сознании умершие главы семей, патрони¬мии, родов продолжали вызывать чувство покорности и благоговения. А хранителями культа предков станови¬лись те же патриархи, «живые предки», укреплявшие культ своей авторитетной властью и использовавшие его для еще большего укрепления этой власти. Так пат¬риархат придал законченную форму идее первобытной геронтотимии.
Вероятно, уже в патриархальные времена в языках многих народов мира производными от слова «старый» (старик) стали слова «старшина», «глава», а также различные почтительные обращения. Приведем лишь несколько примеров. От латинского слова «сенеке» (ста¬рик) произошло ставшее почти международным слово «сенатор». Арабское слово «шейх» (старик) означает также предводителя, главу и т. п. В русском языке бли¬зость таких слов, как «старый» и «старшина», «старей¬шина», «староста» самоочевидны. Во всех тюркских язы¬ках ага (ака) — это одновременно и старший 'брат, и начальник, господин.
Очень многое от власти старших мужчин и соответ¬ственно от их почитания удержалось также в ранних (а нередко и не очень ранних — вообще докапиталистиче¬ских) цивилизациях. Это объяснялось тем, что в их недрах сохранялся патриархальный семейный и обществен¬ный уклад — те же патриархальные большие семьи, пат¬ронимические и другие родственные союзы. В этих ус¬ловиях оставались крепкими позиции патриархов, верхушка которых даже входила в органы государственной власти. Так обстояло дело, например, в ряде древнегре¬ческих государств, где к числу верховных политических органов принадлежал совет стариков-геронтов — герусия.
В Риме периода первых царей рядом с ними актив¬но действовал сенат—совет родовых старейшин, име¬новавшихся старцами или отцами. Почитание старших приняло особенно яркие формы и надолго закрепилось на Востоке. Так, в древнеиндийских законах Ману не только предписано приветствовать старших вставани¬ем, но и запрещено пользоваться их ложем или сидень¬ем. А в обычном праве древних китайцев едва ли не важнейшее место занял принцип сяо — беспрекослов¬ного подчинения старшим, почитания родителей и ши¬ре — старших вообще.
Остатки геронтократии и сильнейшие традиции ге¬ронтотимии во всех их проявлениях надолго удержались и в раннеклассовых обществах гор и предгорий Кавка¬за. Их замедленное развитие, о причинах которого го¬ворилось раньше, создавало широкие возможности для особой устойчивости патриархального уклада жизни. И поэтому геронтотимия здесь оставалась настолько вы¬раженной, что уже упоминавшийся исследователь этни¬ческой психологии кавказских горцев К. И. Чомаев да¬же счел возможным выделить комплекс черт, который он назвал «культом старших»2.
У адыгов, и, в частности, у кабардинцев, некоторые черты геронтократии сохранялись даже в их политиче¬ском строе первой половины XIX в. «В племенах, зави¬сящих от власти князей,— писал Хан-Гирей,— или в так называемых княжеских владениях... старшему князю присвоено обычаями, заменяющими там законы, звание князя-старшины (пшь-тхамаде), с каковым званием со¬пряжена власть и обязанность, так сказать, председа¬тельствовать в управлении владением: младшие его ле¬тами князья должны ему повиноваться в общественных делах»3. Точно так же и в учреждениях, по преданию, в XVI, и в действовавших до 1807 г. сельских судах председателями избирались старшие по возрасту, по¬четные старики.
Вообще, в судебных разбирательствах у кавказских горцев старики всегда играли выдающуюся роль. Об этом, заметим кстати, писал М. Ю. Лермонтов, который, как известно, живо интересовался бытом народов Кав¬каза, в частности адыгов:
И старцы с белыми власами Судили распри молодых.
Убедительно в этом отношении фамильное предание Агоевых (1эгуей) из Исламея, согласно которому чле¬нов этой фамилии до сих пор нередко называют по име¬ни родоначальника Жансоха Жансоховыми, настолько это был авторитетный в обществе старик. Его мудрость, спокойствие, обладание дипломатическими качествами снискали ему известность опытнейшего третейского судьи далеко за пределами Баксана. Предание гласит: не раз ему приходилось улаживать, казалось бы, неразреши¬мые конфликты.
Такого рода порядок очень долго удерживался в дея¬тельности посреднических, медиаторских, судов, просу¬ществовавших до 1920-х годов. Эти суды не были офи¬циальными и постоянными. Они создавались по взаим¬ному согласию тяжущихся сторон и только для разби¬рательства какого-нибудь конкретного дела. Поэтому естественно, что медиаторами почти всегда становились старики, которые лучше всех других знали народные обычаи. У кабардинцев медиаторы выбирались из числа наиболее авторитетных стариков селения, известных своей честностью и беспристрастностью. X. М. Думанов и X. С. Кушхов справедливо обратили внимание на то, что открытое медиаторское судопроизводство играло не¬малую роль в передаче старшим поколениям младшему народных правовых традиций. Медиаторские суды были настолько авторитетны, что их решения считались исти¬ной в последней инстанции и никакому обжалованию не подлежали. Так же обстояло дело и у балкарцев, у ко¬торых, по свидетельству их бытописателя конца прошло¬го века нальчикского журналиста Е. 3. Баранова, реше¬ние медиаторов, выбранных из наиболее уважаемых стариков, всегда удовлетворяло враждующие стороны .
Первенствующая, если не исключительная, роль при¬надлежала старшему поколению и на народных собра¬ниях. Дж. Лонгворт писал о западных адыгах, что у них каждый имеет право обратиться к собравшимся. Однако «редко бывает, чтобы кто-нибудь в возрасте моложе со¬рока лет вмешивался в обсуждение; и только с появлением достаточного количества седых волос в бороде, го¬ворящих о зрелой мудрости старейшины, оратор может рассчитывать на внимание аудитории». Законом стано¬вились решения «морщинистых и седобородых ораку¬лов»5.
Именно старшие выполняли некоторые религиозные, культовые функции и в первую очередь те, что сохранились от доисламских времен. И все же более всего тра¬диции стариковластия были свойственны родственным организациям — семье, патронимии, фамилии. Здесь к тому же, наряду с главенством старших мужчин, в ка¬кой-то степени давало себя знать и главенство старших женщин, по большей части их жен, распространявшееся на других женщин. О власти старших в семье и их вли¬янии в более широких родственных объединениях уже немало говорилось в предыдущих главах книги. Но не¬которые важные вопросы при этом затрагивались лишь мельком или вообще остались в тени. Основных таких вопросов, отчасти между собой связанных, два. Первый: как соотносилось между собой формальное и фактиче¬ское главенство старших, иначе говоря,— положение са¬мых старых и просто немолодых? И второй,: в какой ме¬ре главенство определялось одним лишь возрастным старшинством, а в какой — так же и другим, в частно¬сти, трезвым умом, признанными способностями, нрав¬ственными достоинствами, знатностью, богатством? Яс¬но, что все это относится не только к родственным объе¬динениям, оно выходит за их пределы.
Первый из этих вопросов привлек к себе внимание сравнительно недавно. Этнографы, изучавшие быт абха¬зов, обратили внимание на то, что у них существует не одна, а две старшие возрастные категории. К первой принадлежат мужчины в возрасте приблизительно от 50 до 80 лет (абырги) и женщины в возрасте от 50 до 70 лет (апхысбырги), ко второй — мужчины за 80 (атах-мады) и женщины за 70 лет (атакуажи). Эти возраст¬ные градации, впрочем, не очень четки и в представле¬нии окружающих связаны с физической и умственной полноценностью человека. Скажем, престарелый, но хо¬рошо сохранившийся, активный атахмада может быть назван и абыргом, а вконец одряхлевшего атахмаду мо¬гут заглаза обозвать алыгажам («старым чудаков», «ста¬рикашкой»). Так вот — при прочих равных или почти равных данных номинальными лидерами всегда являются атахмады и атакуажи. Но, поскольку годы все же дают себя знать, эти данные по большей части нерав¬ны, и фактически главенствуют абырги и апхысбырги. Другое дело, что старику или старухе, фактичести утра¬тившим свое прежнее положение, никак не дают этого почувствовать. Совсем напротив: к ним становятся еще внимательнее, а новый лидер даже всячески создает ви¬димость того, что он только помощник, действующей от имени и по полномочию самого старшего. К тому же не¬которые роли (например, отправление религиозного культа), которые можно выполнять даже не покидая ог¬рады двора, и на самом деле почти всегда остаются за самыми старшими 6.
Немало общего с этим имеет соотношение формаль¬ного и фактического главенства старших у кабардин¬цев и балкарцев. Покойный ленинградский кавказовед Е. Н. Студенецкая первой обратила внимание на то, что в кабардинской большой семье подчас различались ро¬ли самого старшего — тхьэмадэ и фактического распо¬рядителя делами семьи — унэфэщ. Позднее другие ис¬следователи также отмечали, что у кабардинцев отец за старостью мог уступить свое место старшему сыну, хотя и продолжал формально считаться главой семьи 7. Аналогичный порядок наблюдался у балкарцев: как правило, главой большой семьи был старший мужчина, но если он уже был неспособен играть эту роль, власть переходила к следующему по старшинству мужчине. По-видимому, несколько иные традиции сложились в более широких родственных объединениях. На их главах не лежало такой ответственности, как на главе семьи с ее собственным хозяйством и непосредственной организа¬цией домашнего быта. Может быть, именно поэтому у нас нет сведений о передаче одряхлевшими руководи¬телями этих объединений своих функций более актив¬ным преемникам. По крайней мере, о балкарцах извест¬но, что их тукъумы всегда возглавлялись самыми стар¬шими по возрасту8.
В противоположность этому там, где общественная деятельность требовала не общего руководства, а реаль¬ной работы, принимались во внимание возрастные воз¬можности старшего поколения. Так, когда в порефор¬менное время в Кабарде и Балкарии были учреждены выборные должности заместителей сельских старшин и членов сельских судов, люди в возрасте за 60 лет были, вправе снять свои кандидатуры.
Не менее существен и второй из поставленных во¬просов— о том, как соотносились между собой в глазах окружающих преклонные года с личными качествами или социальным положением человека. Показания на этот счет неоднозначны, но большинство их говорит о том, что почтенный возраст все же не был единственным мерилом превосходства. По свидетельству английского разведчика 1830-х годов Дж. Белла, у адыгов таким ме¬рилом была «посеребренная сединой борода в соедине¬нии с хорошей репутацией». Его современник журна¬лист Дж. Лонгворт, сопоставляя западноадыгских «вож¬дей», отметил, что одному из них, прославившемуся сво¬ей храбростью, прозорливостью и красноречием, отда¬вали предпочтение перед другим, тоже отважным и к тому же намного более старшим. Один «с готовностью оказывал внешние знаки уважения к старику, чего тре¬бовал его возраст, а другой с равным тактом и благо¬разумием признавал его действительно большую влия¬тельность». Больше того. В народных воззрениях кабар¬динцев ценность личных качеств подчас даже противо¬поставляется значению прожитых лет. В рассказах о Жабаги Казаноко встречается сюжет: престарелый судья Уарий выносил нелепые решения, а молодой тогда Жа¬баги — мудрые и справедливые. Дело кончилось тем, что замечательный юноша был поставлен во главе на¬родного суда. Это, разумеется, фольклорное преувеличе¬ние, гипербола, но она говорит о многом.
Было бы также неверно недооценивать значение со¬циальной неоднородности общества. Уже в позднюю по¬ру первобытной истории даже родственные объединения, ведшие происхождение от общего предка, разделились на более состоятельные и менее состоятельные, более знатные и менее знатные. Нередко такое неравенство ос¬мысливалось и как бы оправдывалось генеалогически: считалось, что на родословном древе одни патронимии пли семьи ближе к родоначальнику и поэтому «старшие», а другие дальше и поэтому «младшие». Такая же иерар¬хия складывалась между патронимиями или семьями первопоселенцев и новопоселенцев. Остатки подобных порядков вели к тому, что у кабардинцев и балкарцев главой патронимии мог быть глава ее «старшей» семьи, хотя в других семьях имелись люди старше его по возрасту. Позднее к этому добавились и вышли на пер¬вый план иерархические принципы, связанные с сослов-но-классовым делением общества: скажем, старшиной кабардинского или балкарского селения был не почтен¬ный старик-крестьянин, а 'сравнительно молодой фео¬дальный владелец — князь или дворянин. А к концу XIX в. развитие капиталистических отношений и рост .влияния сельской буржуазии вызвали к жизни еще одно новшество. «Некоторые отдельные общинники, бывшие холопы и крепостные, достигают не только материально независимого положения, но и становятся во главе всей «общины (по выбору)»,— писал в 1890-х годах землемер Г. Ф. Малявкин и. Это означает, что теперь старость могла оказаться менее значимой, чем не только знат¬ность, но и богатство.
Таким образом, руководящая роль, семейный и об¬щественный престиж, традиционные привилегии, связан¬ные с возрастным старшинством, не абсолютизирова¬лись. На них смотрели сквозь призму личных достоинств и социального положения престарелых кабардинцев и балкарцев. Различались просто старики и так называ¬емые почетные старики, пользовавшиеся особым влия¬нием. И тем не менее, преклонный возраст как таковой, старость сама по себе сохраняли немалое общественное значение. Как подметил В. Я. Тепцов, кутаисский учи¬тель, совершивший путешествие по Балкарии и Карачаю, уважение к старшим так бросалось в глаза, что у неко¬торых сторонних наблюдателей сложилось неточное впе¬чатление, будто лета ставятся выше звания 12. Однако об этой этикетной стороне дела речь будет дальше.
В предыдущих главах книги мы уже касались отно¬шений между старшими и младшими в семейном и об¬щественном быту. Однако теперь нельзя не вернуться к этим сюжетам под рассматриваемым здесь углом зре¬ния. Каким путем достигалось влияние старших на младших? Какова была степень власти одних и послу¬шания других? Как сочетались в этой власти принужде¬ние и убеждение, авторитарность и авторитет?
Как и все народы мира, кабардинцы и балкарцы придавали огромное значение воспитанию в подрастаю¬щем поколении нравственных качеств и соответствую¬щих им правил поведения. Об этом значении говорит адыгская пословица: «Акъыл уасэншэщи, гъэсыныгъэ тъунэншэщ» — «Ум не имеет цены, а воспитание предела». И на одном из первых, если не на первом, мест здесь стояло внушение уважения к родителям и вообще ко всем старшим по возрасту. Прививаемое молодежи уважение к старшим имело свои оттенки: например, по отношению к отцу оно сочеталось со страхом, по отно¬шению к матери —с нежностью. Но в любом случае во главу угла ставились почитание и послушание.
Почтение к старшим прививалось всеми возможны¬ми способами. В повседневной жизни члены семьи, род¬ственники, соседи объясняли детям, как им следует се¬бя вести со старшими, указывали на допущенные ими промахи, осуждали такие их поступки, которые шли вразрез с правилами приличия. Немалую роль играли часто повторяемые назидательные поговорки и послови¬цы, а также рассказы и предания. Вот, например, одно из таких преданий, распространенное чуть ли не по все¬му Северному Кавказу, хотя, вероятно, и возникшее в Абхазии. Как-то один юноша вернулся домой из похода смертельно раненным. Он уже умирал, но, когда вошел отец, поднялся, чтобы не лежать в его присутствии. И только когда отец, гордясь таким сыном, поспешно вы¬шел, сын снова лег и вскоре скончался. Еще большее значение, чем назидания, имел личный пример окружа¬ющих, прежде всего братьев и сестер, показывающих, как надо вести себя со старшими. Проступки по отношению к старшим не только порицались, но и наказывались, хотя, как правило, не рукоприкладством, а, например, лишением какого-нибудь удовольствия. В результате юноши и девушки в своей основной массе уже к совер¬шеннолетию усваивали принятые у кабардинцев и бал¬карцев на этот счет традиции.
Разумеется, это было правило не без исключений, случаев, так сказать, «отклоняющегося поведения» млад¬ших по отношению к старшим. Сын (реже дочь) мог проявить непокорство воле родителей, невеста — свек¬рови и т. п. Но такие случаи не только осуждались, но и сурово карались. Кабардинские адаты устанавливали, что «за непослушание родитель имеет право наказы¬вать сыновей по своему произволу», например, выгнать из дома, не наделив имуществом. Жаловаться на него можно было только еще более авторитетным старшим родственникам, прося их уладить конфликт. Сходные адаты действовали и у балкарцев и. С непослушной (на¬пример, самовольно вышедшей замуж) дочерью рвались всякие отношения, непокорной невестке грозил развод. Важно и то, что случаи «отклоняющегося поведения» не
были только внутрисемейным делом: они встречали ост¬рую реакцию со стороны всего общества. Немецкий естествоиспытатель К. Кох, посетивший в 1830-х годах адытскке земли, писал по этому поводу: «В то время как у нас, к сожалению, государство очень редко берет под защиту стариков, и они полностью зависят от молодого поколения, у черкесов старики пользуются всеобщим почтением. Тот, кто оскорбил старика или пожилую женщину, подвергается не только всеобщему презрению, но его поступок обсуждается народным собранием, и он несет за это кару в зависимости от величины проступ¬ка»15. В этих условиях даже тем из младших, кто за го¬ды тщательного воспитания недостаточно проникся ду¬хом геронтотимии, приходилось крепко подумать, преж¬де чем не послушаться старших.
И все же, хотя экономическое ли, психологическое ли принуждение младших к покорности играло свою роль, признание главенства старших основывалось по боль¬шей части на их нравственном авторитете. И в семейном быту, и в родственных объединениях, и в соседской об¬щине старшие старались откоситься к младшим не толь¬ко требовательно, но и справедливо, заботливо, внима¬тельно, деликатно. Как правило, глава семьи не зло¬употреблял своей властью, бережно относился к семей¬ному имуществу, заботился о благополучии домочадцев и о мире в семье. Если он и не давал согласия на же¬нитьбу сына или замужество дочери, то это обычно де¬лалось не из самодурства, а из соображений, продикто¬ванных жизненными условиями того времени. Старшему полагалось быть по отношению к младшему выдержан¬ным и терпеливым. Старший — это ко¬лода, на которой рубят дрова. Поучать или отчитывать младших старшие старались наедине, без свидетелей. Считалось, что если старший оказывался неправым, то для него было делом чести признать перед младшим свою неправоту. Показательно такое распространенное в Кабарде сказание. Однажды некое влиятельное лицо ехало из Нальчика в свое селение. Дорогой ему повстре¬чался молодой человек, который, по традиции, повернул коня и проводил его до дому. Здесь хозяин принял пут¬ника как гостя и только назавтра спросил, куда он ехал.
Тот ответил, что в Нальчик на разбирательство своего дела в суде, куда он теперь опоздал. Хозяин извинился за то, что, следуя обычаю, задержал путника. Затем он отправился с ним вместе в город и, когда выяснилось, что из-за неявки в суд тот проиграл дело, добился пере¬смотра решения 16. На большое значение нравственного авторитета как одного из оснований верховенства стар¬ших и прежде всего главы семьи обращали внимание исследователи и других народов Кавказа, в частности, осетин, абхазов, дагестанцев. Дореволюционный осети-новед С. В. Кокиев писал о старшем большой семьи: «Малейшее злоупотребление своей властью, своим пра¬вом, какое-нибудь деспотическое отношение ведет к под¬рыву его значения в общественном мнении, к полному падению его авторитета. Вот что кладет печать величай¬шей осторожности даже на каждое его слово, вот чем ограничена его власть».
Но, из чего бы ни складывались влияние старших на младших и власть одних над другими, отношения между ними подчинялись строгому этикету общения. Пожалуй, найдется очень немного бытописателей Ка-барды и Балкарии, которые не коснулись бы тех или иных сторон этого этикета. Одни, как Ш. Б. Ногмов или Ф. Дюбуа де Монпере, коротко упомянули о знаках ува¬жения молодых людей к старикам, другие, как Хан-Ги¬рей или И. Ф. Бларамберг, оставили более подробные описания принятых правил. В своей совокупности они позволяют видеть впечатляющую картину разработан¬ного до мелочей этикета почитания младшими старших.
Нравственное содержание этикета требовало от млад¬ших подчеркнутой скромности и сдержанности, не до¬пускать выпячивания себя на первый план, хвастливых речей и даже упоминаний о совершенных ими мужественных или достойных поступках. Считалось недопусти¬мым пренебречь мнением или советом старшего, отка¬зать ему в просьбе, услуге и т. п. Мальчика можно было даже пригласить к себе домой, чтобы он помог в какой-нибудь работе, или послать с поручением в другое селение. Больше того, младшему полагалось быть пре¬дупредительным, не только выполнять, но и предугады¬вать желание старшего.
Сущность поведенческих норм хорошо выразил дол¬го прослуживший на Северном Кавказе и хорошо знав¬ший нравы горцев Н. А. Караулов. «Старшинство соблюдается особенно внимательно. Старшему первый привет, лучше кусок и мягче постель»18. Старших приветство¬вали вставанием и не садились, пока те не садились са¬ми, а если садились, то лишь по их настоятельному при¬глашению. Тем более, в их присутствии нельзя было стоять, не соблюдая определенной дистанции, облокотись, держа руки в карманах, повернувшись к ним спиной, и т. п. Сидеть тоже надо было чинно, не вразвалку, не ерзая, по возможности не рядом и желательно на более низком сиденье. Решительно запрещалось лежать, о чем уже упоминалось раньше. Считалось недопустимым появляться при старших небрежно одетыми, чесаться, курить, танцевать, вести разговоры на фривольные те¬мы. В обществе старших было положено помалкивать, не заговаривать первыми, на вопросы отвечать почти¬тельно и 'коротко, ни в коем случае не перебивать их речь. В разговоре со старшими применялись особые под¬черкнуто вежливые обороты речи, формулы обращения, выражения 'благодарности. Существовали даже такие специфические знаки внимания, как обыкновение вста¬вать, когда старшие пили воду, чихали, а то и просто когда в их отсутствии произносилось их имя, в особен¬ности, если их уже не было в живых.
Старший сидел на почетном месте, напротив входа в 'помещение. В кресло старшего не садились и на его постель не ложились. Считалось неприличным даже по¬ложить на них свою шапку. Это рассматривалось как посягательство на семейное или общественное положе¬ние старшего. Старшему помогали сесть на коня и спе¬шиться, поддерживая ему стремя.
Вопиющим нарушением этикета было обогнать стар¬шего в пути, пересечь ему дорогу, зачем-нибудь оклик¬нуть. «Старшего не окликают, его догоняют»,— говори¬ли адыги. Если старший и младший шли или ехали в одном .направлении, то младший находился слева, усту¬пая старшему почетную правую сторону. По некоторым сообщениям, младший держался левой стороны улицы или дороги, даже если он был один, на тот случай, если его догонит старший. Если шли или ехали трое, то слева от старшего находился следующий по возрасту, а спра¬ва — младший. Если верховой младший встречал пеше¬го старшего, то он спешивался и стоял, повернувшись к нему правым плечом, так как оружие находилось сле¬ва. Только после взаимного приветствия он, повернув голову коня в сторону, садился в седло и продолжал путь. Если он догонял старшего, шедшего в том же на¬правлении, то также подъезжал к нему с правой сторо¬ны, но после приветствия придерживал лошадь и про¬пускал старшего слева от себя. Когда же младший и старший, оба верхом, держали путь в разных направ¬лениях, то первый должен был повернуть коня и про¬вожать второго, пока тот не разрешал ему вернуться 19.
Весь этот изощренный этикет особенно неукоснитель¬но соблюдался по отношению не просто к старшим по возрасту, а к старикам. Но и относительное возрастное старшинство требовало следования положенным прави¬лам поведения. При значительной разнице в возрасте оно было нередко таким же обязательным, при сравни¬тельно небольшой—более либеральным. Имели значе¬ние и те позиции, которые занимали стороны этикетно¬го общения. Скажем, старшему из братьев или старшей из невесток в большой семье нередко выказывались та¬кие же знаки почтения, как и главе семьи или ее жен¬ской части. «Не только сын перед отцом, но и меньший брат перед старшим сесть не смеет и не вступает в раз¬говор в присутствии посторонних лиц»,— отмечал в пер¬вой четверти прошлого века проживший несколько лет на Кавказе офицер, а затем гражданский чиновник С. М. Броневский. Младшая сестра соблюдала эти¬кетную дистанцию по отношению к старшей сестре, младшая невестка — по отношению к старшей невестке, а также к золовкам. Вообще девушкам и молодым жен¬щинам полагалось быть со старшими еще более скром¬ными и почтительными, чем молодым мужчинам. В ча¬стности, они не должны были при старших мыться, оде¬ваться, причесываться, не говоря уже о том, чтобы си¬деть без особого на то приглашения и тем более ле¬жать. В то же время им вменялось в обязанность де¬монстрировать свое уважение к старшим такими услу¬гами, как помощь при мытье рук и ног, отходе ко сну и т. п. Если в семье не было девушек, старшим прислу¬живали юноши, когда появлялись невестки, эстафета пе¬реходила к ним.
В своем месте мы уже останавливались на традици¬ях избегания между младшими женщинами и старшей мужской родней их мужей. (Однако этикет избегания распространялся также на отношения между младшими и старшими мужчинами. Избегание между ними начиналось и особенно остро проявлялось во время свадьбы (так называемое свадебное скрывание жениха). У ка¬бардинцев, по свидетельству Т. С. Кашежева, как толь¬ко свадебный поезд отправляется за невестой, жених переселяется в дом одного из товарищей, где «скрыва¬ется от всех родственников и старцев в ауле». Но хозяй¬ственно-бытовые условия не позволяют ему долго избе¬гать домашних, и после церемонии ввода новобрачной в общее помещение дома его родителей происходит обряд его «примирения» с родней. Собираются старики, роди¬тели и другие члены семьи новобрачного и выбранный для руководства Обрядом «почетный старец», держа в руках чашу бузы, обращается к приведенному товари¬щами молодому человеку с такими словами: «Сын наш! Ты доставил нам то, чего мы до сих пор не имели. Тебе, наверно, показалось, что ты совершил преступление, и поэтому ты так долго скрывался от нас. Но <нет, это нас радует всех, и вот вознаграждение за это дело: мы при¬судили тебе эту чашу напитка. Приди, примирись и при¬ми от нас эту чашу!» Назавтра девушки приводят ново¬брачного к его матери, которая также вручает ему чашу бузы от имени собравшихся женщин. Этот повторный обряд служит для «окончательного примирения молодо-то со всеми»21. У балкарцев жених также то или иное время скрывался от домашних и односельчан. Он счи¬тался нечистым, к нему нельзя было даже прикасаться, •и если его встречали на улице, то избивали палками. 'Скрывание жениха заканчивалось выкупным угощени¬ем аулу.
Но и перестав (Скрываться от родителей и вообще от всех старших, новобрачный долгие годы не показывал¬ся им на глаза рядом с женой и детьми. Об избегании между мужем и женой в присутствии старших уже го¬ворилось раньше. Добавим лишь, что, по словам очевид¬цев, у адыгов муж еще в 1920-х годах никогда не сказал бы при старших, что он женат, а у балкарцев он как бы не замечал своей жены. Что касается избегания между отцом и детьми, то у кабардинцев отец, в особен¬ности молодой, при старших никогда бы не взял своего ребенка на руки, не стал бы о нем говорить, публично оплакивать его в случае смерти или же как-нибудь ина¬че проявлять свои отцовские чувства. Неукоснительное следование правилам этикета предполагало, чтобы в присутствии старших отец даже не находился в одномпомещении с сыном: когда один входил, другой должен был выйти. У адыгов, как подметил Дж. Белл, молодо¬го мужчину, особенно если он принадлежал к княже¬скому или дворянскому сословию, на протяжении мно¬гих лет нельзя было «видеть рядом с его детьми, тем более в то время, как он разговаривает со своими роди¬телями»23. Впрочем, не всегда так вели себя только мо¬лодые отцы: раньше уже приводился рассказ Крым-Гирея Инатова о старом уздене, который приказал убрать с глаз труп его павшего в битве сына.
Избегания своих детей при старших или посторон¬них придерживались и балкарцы. Землемер Н. П. Тульчинский, работавший в Северном Кавказе на рубеже прошлого и нашего веков, был удивлен тем, что балкар¬ские отцы «ни в каком случае не подадут руки помощи своим детям даже тогда, когда им грозит опасность ги¬бели или увечья; в этом случае они ограничиваются громким призывом на помощь жены или других жен¬щин. Отца нельзя поздравлять с новорожденным — это стыдно»24. Преувеличения здесь нет: почти во всем Се¬верном Кавказе с незначительными вариациями бытует предание о случае, который, по словам К. Хетагурова, действительно произошел в его семье. Как ребенок, играя на крыше дома, очутился на самом краю и стал падать. Стоявший рядом отец счел для себя приличным лишь (Наступить ногой на подол рубахи сына и удержи¬вать его до тех пор, пока прибежавшие на крик соседи не схватили его на руки25.
Нужно ли говорить о том, что подобный стиль обще¬ния мужчины с женой и детьми на людях, особенно в присутствии старших, не имел ничего общего с безраз¬личным к ним отношением. Этот стиль — еще одно про¬явление уже известного нам по предыдущей главе пат¬риархального порядка, призванного напомнить теперь уже не женщинам, а мужчинам их подчиненное по от¬ношению к старшим положение.
В феодальной Кабарде и Балкарии этикет общения старших и младших испытал на себе влияние сословно-классовой структуры общества. На протяжении всего XIX в. в нем еще боролись и причудливо сочетались два противоположных принципа. С одной стороны, сохраня¬лась народная традиция почтения к старшим независи¬мо от их социального положения. Следуя этой тради¬ции, молодой князь или дворянин приветствовал старого крестьянина, даже холопа, вставанием и садился толь¬ко с разрешения старика. «Уважение к старикам, или наконец ко всякому человеку, который старше вас по возрасту, таково, что, когда он входит, все обязаны встать, будь даже этот человек ниже вас по положе¬нию... Сесть можно лишь только после того, как чело¬век, из-за которого все встают, прикажет об этом сло¬вом (тыс) (садись),— писал Ф.Дюбуа де Монпере об адыгах, и это его свидетельство подтверждено мно¬гими авторами — более ранними и более поздними26.
С другой стороны, существовала феодальная тради¬ция, требовавшая, чтобы представителю привилегиро¬ванных сословий независимо от его лет отдавалось пред¬почтение перед человеком простого звания. По этой тра¬диции молодого князя или дворянина в обход старика-крестьянина сажали на почетное место. При встрече двух всадников спешивался, а затем провожал другого младший не по годам, а по званию. Бывало даже, что уступать приходилось не отдельному путнику, а цело¬му обозу крестьянских телег. Как отмечал вдумчивый исследователь быта северокавказских горцев Н. Ф. Грабовский, феодалы «не только встречающихся верховых кабардинцев, но и едущих на тяжело нагруженных ар¬бах заставляли ворочаться назад и сопутствовать себе на далекое расстояние», и это сообщение также под¬тверждено рядом других данных27. Вообще, представи¬тели привилегированных сословий присваивали себе пра¬ва, по обычаям положенные старикам .
Не были лишены связи с сословно-классовым деле¬нием общества также традиции избегания. Скажем, у балкарцев свадебное скрывание жениха в высшем со¬словии длилось несколько месяцев, в низших могло ог¬раничиться неделей. У адыгов избегание между мужем и женой в среде князей и дворян было гораздо более строгим, чем в крестьянской среде29.
Традиции феодального уэркъ хабзэ теснили народ¬ные традиции адыгэ хабзэ, но те им упорно сопротив¬лялись. Особенно это было видно там, где насаждение феодальных порядков непосредственно затрагивало ин¬тересы крестьянства. Сохранилось воспоминание о том, что один из кабардинских феодалов утратил княжеское звание из-за того, что из1вратил этикетное предписание следования за старшим, заставив провожать себя ехав¬ший навстречу целый крестьянский обоз. В то же время с более нейтральными предписаниями этикета дело об¬стояло иначе. Это хорошо заметно на примере обычаев избегания вообще, избегания между младшими и стар¬шими в частности. В славившейся своим рыцарством Кабарде и испытывавшей ее сильное влияние Балкарии им из престижных соображений вслед за высшими со¬словиями стремились следовать низшие 30.
Почетное положение старших у кабардинцев и бал¬карцев, по-видимому, имело следствием такое важное явление, как долголетие. В науке давно уже обращено внимание на народы, у которых обнаружена повышен¬ная доля долгожителей (обычно к ним относят людей не моложе 90 лет). Больше всего таких народов живет в горных районах, в частности на Северном Кавказе. Первенствующее место среди них по статистике зани¬мают балкарцы, но за ними лишь с небольшим отрывом следуют другие народы гор и предгорий, в том числе кабардинцы.
Выдвинуто несколько предположений, почему места¬ми образовались своего рода «сгустки» долгожительст¬ва. Одно из них — экологическое: так как долголетие выявлено преимущественно в горных местностях, оно связано с особенно благоприятными условиями жизни в горах. Но замечено, что некоторые долгожительские народы остались ими и после переселения на равнину, а те, кто недавно переселился в горные районы, долго¬жителями не стали. Поэтому к экологическому объясне¬нию примыкает предположение о наследственном, гене¬тическом закреплении свойств жизнестойкости. Еще одно предположение исходит из особенностей культур¬ной жизни горцев — разумного режима питания, трудо¬вой активности пожилых людей и более всего того по¬четного, геронтотимного положения, которое занимает в горских обществах старшее поколение. Разумеется, одни объяснения не исключают другие: различные причины долголетия могли действовать вместе, совокупно, комп¬лексно. Но нас в данном случае занимает особое поло¬жение старших, и в этом отношении проведенные в по¬следнее время исследования показали, что геронтотимное объяснение долгожительства имеет под собой са¬мые серьезные основания .
Почитание младшими старших всегда создавало для них благоприятный психологический климат, жизненное утверждение, комфортное состояние духа, а это не могло не сказываться также на их физическом состоянии. Если верна сформулированная уже древними римляна¬ми пословица «в здоровом теле — здоровый дух», то, как считает современная медицина, не менее верна и проти¬воположная — «здоровый дух способствует телесному здоровью». Поэтому неслучайно, что Е. 3. Баранов в свою бытность в Балкарии обратил внимание на неред¬кое здесь долголетие горцев. «Горский старик в 60 лет,— писал он,— еще не кажется стариком, он бодр, силен и крепко держится на ногах; сделать в короткий про¬межуток времени длинный, трудный переход по горным тропам и дорогам, очень неудобным и далеко не без¬опасным, для него ничего не значит — после перехода он не будет жаловаться на боль в теле и усталость. Ста¬рость не особенно сгорбливает его стан, и он часто об¬ходится без падки, обычного «спутника» дряхлых лю¬дей. Примеры долговечности горцев нередки —- в любом горском обществе и теперь можно встретить столетних стариков».
Было бы преувеличением утверждать, что традиции геронтотимии в традиционном быту кабардинцев и бал¬карцев оставались непоколебленными до установления Советской власти. Пореформенное развитие внесло в нее свои поправки уже не только сословного, но и имущест¬венного характера. В местных административных орга¬нах и судах стало появляться все больше людей моло¬дого и среднего возраста (официально должности мож¬но 'было занимать с 25 лет), выдвинувшихся благодаря своему материальному состоянию или личным качест¬вам. Молодежь становилась менее послушной воле стар¬ших. Т. Керашев в одном из своих произведений живо¬писует такой эпизод из адыгской жизни. В селение дол¬жен был приехать пристав, и старшина, чтобы достойно встретить высокого посетителя на русский лад, стал на сходе обучать собравшихся не принятой у адыгов мане¬ре .кланяться. Старики в конце концов согласились при¬ветствовать гостя поклоном, молодежь же решительно отказ1алась33.
Тем не менее несравненно более тяжелый удар по традициям взаимоотношений между старшими и млад¬шими нанесли первые послеоктябрьские десятилетия. Можно с уверенностью сказать, что это были десятиле¬тия сознательного и продуманного подрыва позиций ста¬риков, их нравственного (а подчас и физического) из уничтожения. Бороться с установлениями адатов и ша¬риата и вообще старыми порядками было легче всего, так или иначе устранив их ревнителей и хранителей. А ими, естественно, являлись в первую очередь предста¬вители старшего поколения. Газеты и массовые журна¬лы тех лет изобилуют нападками на стариков, особен¬но почетных, которые прямо отождествлялись с кулака¬ми и другими «враждебными элементами». Инициато¬рами таких нападок были не только официальные орга¬ны, но и целая плеяда «боевитых» журналистов, бук¬вально специализировавшихся я а борьбе с тем, что ста¬ло называться новоявленным словом «стариковство». Ярким примером подобной деятельности может служить творчество И. А. К. Хубиева, писавшего под псевдо¬нимом Ислам Карачайлы. Первые его публикации по¬священы карачаевцам, но уже с качала 1920-х годов в круг его интересов вошли и другие народы Северного Кавказа, в том числе кабардинцы и балкарцы.
По И. Карачайлы, старики не хранят народный опыт и не наставляют молодежь, а всячески над ней издева¬ются. В кунацкой они сидят, а молодежь подпирает сте¬ны. Они пируют за столом, а молодежь их обслуживает и доедает останки на полу. Кулаку легче эксплуатиро¬вать бедняка, потому что он не просто кулак, а «почет¬ный старик», родовой «авторитет» и т. п. «Обычай ува¬жения к старикам направлен к сохранению и упроче¬нию господствующего положения паразитических эле¬ментов. Уважают не стариков вообще, а только богатых и знатных стариков. Об уважении и внимании к стари¬кам — батракам, беднякам, середнякам не может быть и речи»34. Так, непомерно преувеличивая или же грубо извращая реальные проявления традиционного неравен¬ства старших и младших, идеологи ломки всего старого выполняли социальный заказ центральных и местных властей.
Применялись и намного более жесткие меры искоре¬нения «стариковства». Бытописатели сталинских лаге¬рей рассказывают, что туда отправляли умирать целые эшелоны дряхлых стариков с Северного Кавказа, чтобы у себя на родине они не мешали строить «новую жизнь». Все это, вместе взятое, не могло не подорвать традиции геронтотимии на Кавказе вообще и у кабардинцев и балкарцев в частности.
В последующие десятилетия дальнейшему ослаблению этих традиций способствовали интенсивные процес¬сы урбанизации—распространение городского образа жизни. В среде городского и испытавшего его влияние сельского населения переоценивались прежние ценности и утверждались новые стандарты поведения, к числу ко¬торых относилось и самоутверждение молодежи. Изменившиеся условия экономической и общественно-поли¬тической жизни создавали новый психологический кли¬мат, все более ограничивавший традиции геронтотимии семейно-родственным кругом общения.
И все-таки даже сегодня укоренившееся за века ува¬жительное отношение младших к старшим не стало только воспоминанием о прошлом. Старший среди род¬ственников или соседей — 'по-прежнему авторитетное ли¬цо. С ним нередко советуются, к его мнению прислуши¬ваются, его пожелания и просьбы по возможности вы¬полняются. Тем более это относится « привычному эти¬кету общения младших со старшими. Он во многом упростился применительно к современному 'быту, но дух его и основные проявления живы. Как и прежде, стар¬ший занимает почетное место за столом, на пиру он — тамада, и дома, и в общественных местах ему оказыва¬ют положенные знаки внимания.
В последнее время органы власти предприняли шаги к тому, чтобы в какой-то мере возродить влияние стар¬ших на младших. Цель этого — чисто практическая: ис¬пользовать авторитет стариков при проведении различ¬ных государственных и общественных кампаний и ме¬роприятий. Были созданы советы старейших, ветеранов войны и труда и сделаны попытки опереться на стариков как на неформальных общественных лидеров. Одна¬ко эти советы, как и другие, искусственно насаждаемые организации, не дали в своей деятельности заметных результатов.